Я вскрикнул от изумления.
— Не хочешь ли ты сказать, что собираешься спеть «Солнечного мальчика»?
— Вот именно.
Я был шокирован. Да, разрази меня гром, шокирован, дальше некуда. Видите ли, по поводу «Солнечного мальчика» у меня сложилось определённое мнение. Я считал, что исполнять его могут только избранные и только в своих ваннах. Мысль о том, что песню собирается выставить на посмешище в каком-то концертном зале не кто иной, как парень, который подложил своему другу свинью в «Трутне», была мне отвратительна. Да, именно отвратительна. Однако я не успел выразить своего ужаса и негодования, потому что в эту минуту в комнату вошёл Дживз.
— Миссис Траверс только что звонила по телефону, сэр. Она просила передать, что скоро к вам зайдёт.
— Хорошо, Дживз, — сказал я. — Послушай, Тяпа…
Я умолк. Тяпа исчез.
— Что ты с ним сделал, Дживз? — спросил я.
— Мистер Глоссоп ушёл, сэр.
— Ушёл? Как он мог уйти? Он сидел в этом кресле…
— Входная дверь захлопнулась, сэр.
— Но с какой стати он удрал?
— Возможно, мистер Глоссоп не захотел встречаться с миссис Траверс, сэр.
— Почему?
— Не могу сказать, сэр. Но при упоминании имени миссис Траверс он мгновенно встал с кресла.
— Странно, Дживз.
— Да, сэр.
Я перевел разговор на более понятную для меня тему.
— Дживз, — сказал я, — в следующий вторник мистер Глоссоп собирается петь «Солнечного мальчика» на концерте в Ист-энде.
— Вот как, сэр?
— Перед аудиторией, состоящей в основном из торговцев овощами, владельцев мясных лавочек, официантов питейных заведений и третьесортных боксёров.
— Вот как, сэр?
— Напомни мне, чтобы я туда пошёл. Вне всяких сомнений, он с треском провалится, а я хочу при этом присутствовать.
— Слушаюсь, сэр.
— А когда придёт миссис Траверс, проводи её в гостиную.
Те, кто хорошо знаком с Берти Вустером, знают, что он путешествует по жизни в окружении эскадрона крикливых, надоедливых, высокомерных тётушек. Но среди них есть одно исключение, а именно, моя тётя Делия. Она вышла замуж за Тома Траверса в тот год, когда Василёк выиграл скачки в Кембридшире, и должен сказать, старикану повезло, дальше некуда. Мне всегда доставляет удовольствие поболтать с ней о том о сём, и я радостно приветствовал её, когда в два пятьдесят пять она ворвалась ко мне в гостиную.
Она выглядела очень возбуждённой и приступила к делу, не откладывая его в долгий ящик. У моей тёти Делии большая, добрая душа. В своё время она была заядлой охотницей, и до сих пор, обращаясь к собеседнику, разговаривает так, словно увидела на холме в полумиле лисицу.
— Берти! — вскричала она голосом, от которого свора борзых наверняка понеслась бы со скоростью ветра. — Мне нужна твоя помощь!
— И ты её получишь, тётя Делия, — учтиво произнёс я. — Даю тебе честное слово, никому другому я не окажу услугу с такой готовностью, никому другому я не буду так счастлив…
— Кончай трепаться, Берти, — умоляющим тоном сказала она. — Ты видишься с этим своим другом, молодым Глоссопом?
— Он только что был у меня на ленче.
— Ах, вот как? Жаль, ты не подсыпал яду в его суп.
— Мы не ели суп. И когда ты говоришь о нём, как о моём друге, ты, мягко говоря, искажаешь факты. Со всем недавно после обеда в «Трутне»…
В эту минуту тётя Делия, — как мне показалось, несколько резко, — заявила, что предпочитает узнать историю моей жизни из книги, которую я напишу на склоне лет. Теперь я твёрдо убедился, что сегодня ей изменило весёлое расположение духа, которым она славилась, и поэтому, позабыв о своих неприятностях, спросил, что у неё стряслось.
— Всё дело в этом смрадном псе, Глоссопе, — объяснила она.
— Что он натворил?
— Разбил сердце Анжелы. — (Анжела. Дочь вышеупомянутой. Моя кузина. Классная девушка).
— Разбил сердце Анжелы?
— Да… разбил… сердце… АНЖЕЛЫ!
— Ты говоришь, он разбил сердце Анжелы?
Тут она дрожащим голосом попросила меня не разыгрывать комических сцен из водевиля.
— Чем он разбил её сердце? — спросил я.
— Своим пренебрежением. Своей низостью, бессердечностью, бесчувственностью и двуличностью.
— Двуличностью, это здорово сказано, тётя Делия, — согласился я. — Когда речь идет о Тяпе Глоссопе, другого слова не подберёшь. Позволь мне рассказать, что он однажды сделал со мной вечером в «Трутне»…
— Несколько месяцев подряд от него просто отбоя не было. Он увивался за Анжелой с утра до вечера. В моё время люди сказали бы, что он искал её расположения…
— Попросту говоря, волочился.
— Волочился или искал расположения, как тебе больше нравится.
— Как тебе больше нравится, тётя Делия, — вежливо произнёс я.
— Как бы то ни было, он, словно привидение, бродил по нашему дому, каждый день приезжал на ленч, танцевал с ней ночи напролет, пока бедная девочка не втюрилась в него по уши и не стала считать само собой разумеющимся, что вскоре они пойдут по жизни в одной упряжке и будут кормиться из одних яслей. А недели три назад он неожиданно исчез и бросил её, как перчатку. Я слышала, он потерял голову из-за какой-то девицы, с которой познакомился на чаепитии в Челси… как же её зовут?…
— Кора Беллинджер.
— А ты откуда знаешь?
— Сегодня она была у меня на ленче.
— Он привел её с собой?
— Да.
— Что она из себя представляет?
— Мощная особа. Её фигура чем-то напоминает Альберт-холл.
— Как тебе показалось, он её очень любит?
— Не отрывал взгляда от её форм.
— Современный молодой человек, — заявила тётя Делия, — страдает врождённым идиотизмом. Ему не обойтись без няньки, которая должна водить его за руку, и сиделки, чтобы та каждые четверть часа вытирала ему нос.